— По данным нашего исследования, представители ЛГБТ-сообщества часто сталкиваются с так называемым «языком вражды», особенно в социальных сетях. Как часто вы сталкиваетесь с лексикой нетерпимости по отношению к ЛГБТ-людям в жизни и интернете?

— Я думаю, очень важно учитывать, что люди окружены определенными персонажами в своей жизни. Зачастую мы сортируем, выбираем тех, с кем имеем дело в реальной жизни и в онлайне. Соответственно, благодаря тому, что мой круг достаточно хорошо отсортирован по некой степени либеральности взглядов, то, как правило, напрямую я с этим не сталкиваюсь, даже если поднимаю какие-то щепетильные темы.

Но в целом страшно, что происходит в интернете. При любом упоминании ЛГБТ-сообщества, очень активно используется язык ненависти, частые угрозы, в основном физической расправы: «бить надо», «убивать», «жечь живьем», «насиловать». Например, про лесбиянок говорят, что надо их изнасиловать, тогда они станут нормальными. Очень популярна апелляция к языку вражды, непринятию и агрессии, если мы говорим о материалах, находящихся в открытом доступе.

— По моим ощущениям, у нас практически нет политиков, деятелей, которые были бы реальными тренд-сеттерами, которые задавали бы тренд развития общества как такового. Скорее, тут есть два важных момента.

Первый — необразованность. Люди не понимают, с кем и с чем они имеют дело. Есть ошибочное мнение, что гомосексуальность — это неестественно, этого никогда не было на казахской земле, что это тлетворное влияние Запада. Показателен язык, который используется в таких речах. К примеру, нейтральная «гомосексуальность» заменяется на «гомосексуализм», который звучит как диагноз, либо мировоззрение, как «коммунизм», например.

Второй момент — через такие очень высокоэмоциональные контексты легко вывести людей из равновесия. Я думаю, это манипуляции, чтобы вызвать резонанс или перевести внимание от других важных тем.

— Как вы считаете, каковы причины сильных дискриминационных, в частности, гомофобных настроений в казахстанском обществе? Как можно с этим бороться?

— По большому счету, все причины будут сводиться к недостаточной образованности в этой сфере. Сильно влияние религиозных институтов, потому что там есть традиции непринятия отличной сексуальности. Плюс, есть так называемые «традиционные ценности», как мне кажется, модель очень синтезированная в последнее время, через призму этих ценностей проще апеллировать к населению в контексте достаточно громоздких идеалов. Что-то из серии «раньше было лучше», хотя вполне возможно, что лучше не было. И поймите, я не против семейных ценностей, наоборот, я считаю, что семьям нужно помогать укрепляться, нужно обучать людей планировать детей, решать семейные конфликты.

Есть влияние менталитета, большая патриархальность сидит в головах людей. Предполагается, что должен быть четкий порядок, четкое место у каждого представителя в обществе. Глава — мужчина, охотник, есть при нем женщина, как аксессуар, которая несет дополняющую функцию. Она должна готовить, рожать, удовлетворять сексуально. Все остальные ее права редко вспоминаются. Поэтому, когда мы говорим об ЛГБТ, считается, что мужчине опускаться до такого «получеловека», как женщина, унизительно. Поэтому в канве консервативного мышления ЛГБТ-люди воспринимаются агрессивно. Именно из-за смешения этих функций. Это, конечно, стереотипы, но считается, что лесбиянки более мужественные, а мужчины-гомосексуалы более женственны. В этом смешении ролей патриархальное общество видит угрозу привычным устоям, а значит и стабильности.

— С какими стереотипами, заблуждениями, предрассудками, связанными с темой ЛГБТ, вам чаще всего приходится сталкиваться?

— Первая, самая странная для меня концепция, которая в последнее время очень много муссируется, это когда ставят в один ряд педофилию и гомосексуальность. Для меня это как говорить об общности происхождения апельсина и тыквы, потому что и то, и другое округлое. Эта искусственная модель появилась в Советском Союзе, вне постсоветского пространства я не слышал, чтобы эти понятия объединяли. В одном есть место насилию, как правило, а другое — это добровольное согласие двух взрослых индивидумов. Гомосексуальность предполагает именно интерес половозрелого человека к равному себе, в отличие от педофилии.

Второй шаблон — это смешивание сексуальности и гендерной роли. Если ты мужчина-гомосексуал, предполагается, что ты должен быть женственным, жеманным, напомаженным, отутюженным. Считается, что мужчины-гомосексуалы должны быть трансвеститами. А если ты женщина-гомосексуалка, то ты вонючая, с небритыми ногами, боевая машина, готовая дать в зубы.

А еще есть популярный миф, что ВИЧ распространяют геи. Но даже по статистике в Казахстане гомосексуалы не являются основной категорией людей, передающей и распространяющей это заболевание.

— Сталкивались ли вы или ваши знакомые с откровенной дискриминацией во время взаимодействия с представителями государственных органов, при приеме на работу, при попытке получить услуги, положенные вам по закону?

— Я лично не сталкивался. Опять же потому, что все зависит от сферы, в которой ты вращаешься. Любое сообщество — это отображение общества в целом. Есть разные круги интересов. В моем кругу редки случайные знакомства, которые повышают риск угрозы. Если не считать целенаправленных действий от гомофобно настроенных граждан, которые выражаются в нападениях на клубы, например, я лично сам не сталкивался с агрессией. Но у меня есть хороший приятель, который получил однажды в челюсть, выходя из гей-клуба. Подошло человек шесть, сказали: «О, ты что, из педиков?» и вшестером, окружив, они его наказали по-джентльменски.

Насчет прецедентов, связанных с трудоустройством. Я общался с ЛГБТ-активистом из другого города. У них есть зафиксированный случай, когда человеку отказали в работе, потому что он визуально походил на представителя ЛГБТ, и эту причину озвучили открыто.

— На ваш взгляд, существует ли самоцензура среди представителей ЛГБТ-сообщества? В чем она выражается?

— Веской причиной для самоцензуры является распространенная гомофобия и трансфобия. Причем в активной форме. Не так, чтобы сообщество что-то сделало, и в ответ пошла реакция, нет. Достаточно открыть любую новость, касающуюся ЛГБТ и почитать первые 20-30 комментариев. Ты сидишь, читаешь это, и в какой-то момент понимаешь, что имеешь дело с обществом, где царит культ ненависти, и он набирает обороты в последнее время. Нужно постоянно искать и находить крайнюю группу, которая во всем виновата. В России, к сожалению, это стало распространено, и на нас это влияет, поскольку мы находимся под влиянием российского информационного пространства.

В случаях бытового и сексуального насилия большинство представителей ЛГБТ не будет обращаться в органы за защитой. Они ожидают, и это не беспочвенно, что им если и не откажут, то очень неохотно будут расследовать это дело. Люди предпочитают промолчать.

— Каковы, на ваш взгляд, основные причины, по которым представители ЛГБТ-сообщества до сих пор остаются «невидимыми»?

— Здесь есть смысл поговорить о ситуации в обществе в целом. У нас неоднозначная, сложная ситуация с правами человека, с правом на самовыражение, на возможность выделяться из толпы. В виду частой апелляции к тем же традиционным устоям, барьер некой ксенофобии никак не преодолевается.

Поэтому, в принципе, представителю любой субкультуры от веганов до панков, любого сообщества от малых религиозных групп до ЛГБТ, жить становится проблематично. Также играет большую роль неработающее законодательство и коррумпированность, невыполнение функций того же Министерства внутренних дел от которых ожидаешь защиту вместо агрессии. Тут в независимости от того, гомосексуал я или нет, есть огромное количество примеров, когда законы не работают для определенных людей.

Ты понимаешь, что очень мало средств защиты и поэтому предпочитаешь сторониться лишних проблем. Кроме того, нет зрелых лидеров внутри самого сообщества. Существуют отдельные группы людей, которые самоорганизовываются. Но пока я не вижу целостности сообщества, даже учитывая отдельные попытки что-то сделать, это проблематично. Люди предпочитают жить по принципу «моя хата с краю». И я могу их понять, учитывая озвученные мной факторы, эта позиция вполне естественная.

— По вашим ощущениям, какие настроения царят внутри ЛГБТ-сообщества, есть ли надежда на изменение ситуации к лучшему? Какие предпринимаются действия?

— Как я говорил, любое сообщество отображает социум вообще. Есть свои романтики, реалисты и пессимисты. Есть абсолютное большинство неактивных людей в принципе. Как правило, это позиция «Нас пока не бьют, а если бьют, то не убивают, а если убивают, то не меня конкретно». На мой взгляд, это точка зрения большей части сообщества, и она ведет к самоцензуре в том числе.

Есть люди, которые стремятся уехать. Их тоже можно понять. В моем окружении много реалистов, которые понимают, что происходит, которые пытаются действовать исходя из того, что актуально сейчас.

Из интересных тенденций, все больше и больше появляется молодых ребят, которые пытаются вести открытый образ жизни, не скрывая ни сексуальную ориентацию, ни гендерную идентичность. Мне кажется, это хороший тренд, хоть и рискованный, конечно. Это некое заявление о своих правах, о своей идентичности. Эта группа довольно оптимистично настроена, считает, что можно вести диалог с обществом и властью, что можно менять ситуацию. Я себя отношу как раз к этой группе.

— Какие главные права представителей ЛГБТ-сообщества, на ваш взгляд, ущемляются в Казахстане?

— По большому счету, объективно ответить на этот вопрос невозможно. В отличие от России, где есть гомофобный закон, у нас нет официальных постановлений, которые были бы направлены против ЛГБТ-сообщества. Другое дело, что есть ряд умалчиваний, недомолвок, молчаливых согласий, работающих в контексте косвенной дискриминации.

Допустим, право на жизнь. Его же никто не отнимает, по большому счету. Но нет ни одного механизма, который помогал бы тебе его отстаивать, окажись ты представителем ЛГБТ. Если я выйду на улицу в футболке, где изображена пара целующихся мужчин, пройдусь за руку с молодым человеком, на мне будет радужный символ — с вероятностью в 90 процентов у меня будут проблемы — я вполне могу столкнуться с покушением на здоровье и жизнь. И я не знаю прецедентов, когда в случае обращения в полицию такие дела рассматривались бы эффективно. И я не думаю, что это касается только ЛГБТ-сообщества.

Приведу другой пример: право на мирный протест. Его не то чтобы лишают, но им не дают полноценно пользоваться. Недавно прошли достаточно мирные протесты по поводу земельных вопросов — народ хотел диалога с властью. И в дни протестов не было арестов, но, когда все разошлись, начали поодиночке забирать людей из числа активистов. То есть права вроде бы не отбирают, но нет механизмов, которые бы давали убежденность, что ты сможешь их отстоять.

Фото: Ринна Ли