Анна Вильгельми
Молодежная информационная служба Казахстана поговорила с HR-специалистом Салтанат Абильтаевой о профессиях будущего, ресурсном мышлении, реформе образования и поколении Z.
По ее словам, человечество постепенно идет к уменьшению роли высшего образования. «Сейчас я могу закончить третьеразрядный университет и набраться практических знаний на онлайн-курсах, получить сертификаты – и я буду очень востребована, а на вуз уже никто не посмотрит. Мне кажется, что в ближайшем будущем университетское четырехлетнее образование будет оставлено для тех, кто хочет заниматься наукой. Остальных можно научить основам профессии за два года», – говорит Абильтаева.
– Какие профессии будут востребованы в будущем? Что исчезнет, что появится, что трансформируется?
– К сожалению, мы, местные эксперты, можем только ткнуть пальцем в небо, показать только самые общие тенденции, которые могут быть. Надо учитывать, что Казахстан в этом смысле серьезно отстает даже от России, я уже не говорю про Америку и другие западные страны. У нас все процессы более медленные, более поздние. К нам мировые тренды медленнее доходят. Не могу сейчас как оракул точно сказать, какие профессии исчезнут, а какие появятся. Здесь лучше обратиться к атласу «100 профессий» Сколково – там эксперты дали волю воображению и нафантазировали сотню профессий будущего.
Примечание: Школа управления «Сколково» выпустила «Атлас новых профессий» — подробный справочник специальностей, которые к 2030 исчезнут с лица земли. В первую очередь под удар попадают специалисты, которые занимаются анализом и обработкой различных данных: библиотекари, менеджеры по кредитам, бухгалтеры, сметчики, нотариусы, юристы, документоведы и архивариусы, аналитики всех мастей. Уже сейчас системы распознавания голоса и преобразования речи в текст позволяют автоматизировать труд стенографиста.
Я могу сказать, что в Казахстане есть устойчивая тенденция: рутинная работа уходит. То есть исчезают профессии с определенным алгоритмом выполнения задач - например, кассиры в банках. Это процесс, невидимый глазу, потому что людей не увольняют в один день, но то, что идет процесс сокращения операционного персонала в залах - это совершенно точно. Их сокращают за ненадобностью. То, что умеют делать эти люди, уже давно умеет делать Homebank. На мой взгляд, в большей степени подвержены риску именно алгоритмизированные работы. Если ты работаешь, скажем, прорабом на участке и берешь себе ученика, и за пару дней можешь его всему научить, значит точно так же можно обучить и машину.
– То есть сюда подпадают и рабочие профессии? А как же слова президента о нехватке рабочих рук?
– Нет, я не говорила про рабочие профессии. Большая ошибка считать, что рабочие профессии исчезнут. На самом деле рутинная работа – это работа как на конвейере, но это не обязательно производство. В большой степени рутинной работой занимаются именно «белые воротнички». Хороший мастер-ремонтник на СТО будет востребован, потому что сможет разобраться, что не так с твоим автомобилем. А юрисконсультов, например, теоретически сможет заменить машина – вспомните, сколько у нас сейчас консультирующих вебсайтов.
К тому же, как говорят, перестаньте нас пугать роботами, рабочие всегда будут нужны – потому что кто-то должен будет, как минимум, заниматься отладкой этих роботов. Весь мир идет к робототехнике, а мы на окраине, мы этих веяний не видим, и этого бедного робота Шолпан таскают с выставки на выставку. В мире-то все двигается гораздо быстрее.
У меня нет ощущения, что все рабочие профессии непременно умрут – скорее, они просто станут чище, без грязи и копоти.
– А что нам делать с ресурсным мышлением? Почему молодежь по-прежнему идет учиться скорее на нефтяников, чем на биотехнологов?
– Это пока не носит массовый характер, но как раз сейчас дети и их родители стали задумываться, что не стоит идти в «нефтянку». Нефть скоро закончится – это общеизвестная истина. Я считаю, что сейчас дети стали более вдумчиво к этому относиться.
Другой вопрос – выбор профессии носит какой-то параноидальный характер. Я заканчивала школу в восьмидесятые годы – и родители говорили «сам поступай и сам думай». Сейчас дети параноят вслед за родителями. Дети 12 лет спрашивают: «А точно я хочу быть генным инженером? А точно это будет востребовано?»
Оголтелое желание идти в нефтебизнес – это тенденция 90х-2000х. Тогда открывались специальные факультеты. Сейчас тренд идет на спад. Если мы сейчас возьмем компании, предлагающие реальный и виртуальный сервис, вторые окажутся богаче. У AirBnb нет своих отелей, но они богаче тех, у кого они есть.
– То есть виртуальный бизнес важнее реального?
– Не важнее, но богаче. Элементарно, кто владеет большим капиталом – Google или КамАЗ? Понятно, что у второго свои активы, свое производство, но Google-то богаче.
– Возвращаясь к образованию: насколько вообще важно сейчас иметь профильное образование? Мы меняем место работы и сферу деятельности несколько раз за жизнь, так зачем учиться чему-то одному, если через несколько лет мы уже не будем этим заниматься?
– Во-первых, не обязательно все сменят сферу деятельности – мы все разные, кто-то придет в свою профессию и будет в ней до конца. Не обязательно в одной компании, в одном коллективе, но в своей сфере.
Во-вторых, у меня есть ощущение, что мы вообще идем к постепенному уменьшению роли высшего образования. Сейчас я могу закончить третьеразрядный университет и набраться практических знаний на онлайн-курсах, получить сертификаты – и я буду очень востребована, а на вуз уже никто не посмотрит. Мне кажется, что в ближайшем будущем университетское четырехлетнее образование будет оставлено для тех, кто хочет заниматься наукой. Остальных можно научить основам профессии за два года.
Приведу пример: одноклассник моего сына – из династии летчиков. Он тоже пошел в нашу авиационную академию, а тут AirAstana обнаруживает, что очень много их пилотов – пожилые. И нужна «свежая кровь». Они открывают программу – и тех, кто пройдет большой конкурс, отправляют на два с половиной года учиться в Испанию. И этот парень заканчивает обучение раньше своих одноклассников, которым еще полтора года сидеть в университете. Он приезжает сюда, семь лет будет работать помощником пилота – отрабатывать деньги, которые компания вложила в его обучение, – а после он свободен и может устраиваться куда угодно. И вот получается, что летчику достаточно двух с половиной лет для обучения, а «айтишников», поверьте, можно научить и в более короткие сроки.
– Есть такое понятие – «расползание рабочего дня». Рабочий день вроде закончился, но мы всегда на связи, и в итоге работаем почти круглосуточно. Это хорошо или плохо? Выходит, мы так хотели быть на связи, что теряем свободное время и личную жизнь.
– Не могу сказать, плохо это или хорошо. Это реальность времени. Это то, о чем мы мечтали – быть всегда на связи с клиентом. Пожалуйста, будьте! Есть миллион мессенджеров. Но это превращает твою жизнь в сплошную работу. Хотя это личный выбор каждого и это можно регулировать.
– А фриланс? Раньше была граница между работой и домой, а сейчас выходит, что человек мало того, что работает дома, так еще и оторван от коллектива, замкнут? Или это все неправда?
– Фриланс – хорошая возможность для тех, кто знает, как организовать свой день. Это целый пласт людей, которым так удобно. Оборотная сторона корпоративного рабства – что ты зависишь от какого-то графика. Так что я не стала бы однозначно говорить, что фриланс – это зло. Пусть у людей будет возможность выбора.
Что касается коллектива – человек по сути своей существо социальное, и, если ему потребуется коммуникация, он ее и без рабочего коллектива найдет. Это будет сообщество по интересам или профессиональная группа, и человек не будет вынужден находиться в компании неприятных ему людей, как это иногда бывает в коллективе.
Нам надо быть к этому готовым – что люди захотят работать удаленно. С этим ничего не сделать. Компаниям придется перестроиться, управленцам – понять, как мотивировать и контролировать таких работников.
Планета становится миром интровертов. Возьмем теорию поколений. Бэби-бумеры были поколением с коллективистским мышлением. Жены ходили в коллектив жаловаться на мужей, потому что считали, что коллектив – это сила. Следующее поколение – Х – уже учило своих детей, что они – личности, индивидуальности, не такие как все. Вот и выходит, что поколение Y, а тем более поколение Z – глубокие индивидуалисты. Это совсем не значит, что мир станет более жестким, более «сухим» – наоборот, молодежь сейчас более «включенная» в общественные процессы, ориентирована на экологичность и т.д.
– Вы говорили, что поколение Z настолько привыкло к гаджетам, что не представляет свою жизнь без этих технологий. Скажите, как HR-специалист: при приеме на работу таких ребят нет проблемы «клипового мышления», пробелов в знаниях из-за того, что информация легкодоступна и можно ее не запоминать? Не получаются на выходе из вузов непрофессионалы?
– Вся передовая система образования сейчас идет к тому, что надо отходить от системы заучивания. Мозг отложит информацию, которая нужна. Нужно учить детей в первую очередь думать. Упор в развитых странах делают на аналитику, понимание, осмысленность, на умение вычленить главное, и в потоке информации, часто лживой и недостоверной, найти истину. Что значит «найти информацию в Интернете»? В поисковике сотни ссылок, и один источник противоречит другому. Важно критическое мышление. Конечно, какие-то базовые вещи – таблицу умножения – знать важно. Но у нынешних детей другие задачи. Они ориентированы на размышление.
Программы, обкатанные в Назарбаев интеллектуальных школах, вводят в школах обычных. Вместо контрольных работ ребята пишут СОЧ – сомативное оценивание четверти, где они должны ответить на вопрос, которого даже близко не было в учебнике. Родители в прострации, они ругаются, начинают вспоминать советскую систему образования, к которой надо вернуться, или у нас будут безграмотные дети… А суть в том, что хотя реформу, как всегда, запустили как попало, эти программы – та самая попытка научить детей думать. Теперь вместо заданий «вставьте О или А» – «посмотрите на рекламные афиши. Какова основная мысль? Что объединяет эти объявления?» Это все делается, чтобы ребенок ПОДУМАЛ.
– Окей, а не получится ли тогда умеющее думать, но совершенно безграмотное поколение, которое не может отличить приставки пре- и при-, а к тому же и запятые ставит где попало?
– А вы откройте «Фейсбук». Никто не умеет писать! И все эти люди учились в советской школе, с ее приставками и запятыми. Выходит, в советской школе учили ничуть не лучше.
– Хорошо, реформу среднего образования провели. Что делать с высшим? Как вы говорите, Казахстан отстает от Запада. Чего нам не хватает? Почему у нас не готовят крутых специалистов в новаторских сферах?
– Дело не только в высшем образовании. Проблема страновая. Для того, чтобы рынок развивался, он должен быть открытым, привлекательным для инвесторов, безопасным и предсказуемым. Компании, заходящие на рынок, приносят с собой знания, свои технологии. Им нужна рабочая сила, потому что есть квоты на трудоустройство местного населения. И если они не находят профессионалов под свой профиль, они их «выращивают» сами – обучают молодых специалистов. Так что жалобы студентов на то, что их не берут без опыта, а опыт не набирается без работы – они уже не актуальны. Студентов берут везде. Компании заинтересованы в том, чтобы «воспитать» специалиста под себя, подготовить под свой профиль. И чем больше таких компаний, тем больше возможностей для профессионального развития.
– Как думаете, почему происходит «утечка мозгов»? Дело в невозможности профессионального развития?
– Нет, не только. Работу найти можно. Это вопрос в какой-то степени национальный, языковой, политический. В этой стране, к сожалению, ничего от тебя не зависит. Ты как гражданин не можешь повлиять ни на один процесс: ни на выборы, ни на то, по какой полосе дороги тебе завтра прикажут ехать. У нас огромный разрыв не только между богатыми и бедными, но и между компаниями, между первоклассными университетами и третьесортными учебными заведениями, между школами. Хотя развитие технологий и образования – причина вторичная. Тех, кто уезжает, потому что не может себя найти, немного, какой-то процент. А уезжают повально. Значит, проблема глубже.
