Молодежная информационная служба Казахстана продолжает публиковать серию интервью с молодыми активистами. На этот раз мы поговорили Димашем Бекжан,  участником движения Oyan, Qazaqstan, о том, как он начал интересоваться активизмом, о представленности молодежи в политике и доверии к правительству.

Текст: Фариза Оспан

Димаш Бекжан родился и вырос в Алматы, ему недавно исполнилось 21. По образованию Димаш математик. Два года он отучился в местном вузе, сейчас перевелся в зарубежный университет, где продолжит учебу дистанционно. Впереди у Димаша большие планы.

– Димаш, привет! Расскажи, с какого момента ты начал интересоваться активизмом? Что стало толчком к действию?

– Я отчетливо помню апрельские события прошлого года: акцию на алматинском марафоне и последующие суды. Для меня это послужило триггером и стало моментом переосмысления: уж слишком быстро и нелепо развивался сюжет.

У меня еще не хватало смелости ходить на суды, я смотрел за их ходом по записям в социальных сетях. Смотрел, как судья со стеклянными глазами слушает простые истины о честных и свободных выборах. Позже ко мне пришло понимание, что он заложник назначившей его номенклатуры. Судья мог признать очень мало и сделать еще меньше. Если я правильно помню, ребятам вменялось в вину, что требование на баннерах политическое. А что плохого в том, что оно политическое, если оно для людей и ради людей? В этом плане ребята меня вдохновили своей стойкостью и своими словами.

– И как ты в итоге попал в активистское движение? Может быть, что-то изменилось в твоем восприятии, ежедневной рутине, стал замечать то, на что раньше не обратил бы внимание?

– Во время массовых протестов в июне прошлого года все городские РОВД были переполнены задержанными. Одного из активистов, за которым я тогда активно следил, доставили в Ауэзовское отделение полиции. Я решил его поддержать и пришел туда, несмотря на то, что было страшно. Встретил довольно большую группу людей, пришедших с тем же намерением: требовать освобождения задержанных. Для меня это было моментом единения. Мы стояли в сцепке и скандировали «Бостандық!», «Свободу!».

Было ещё много чего: кто-то приносил горячий чай и перекус, кто-то активнее других требовал ответа от полицейских, кто-то делился опытом с другими, как их самих задерживали и как эта процедура должна проходить законно, какие есть права у задержанных. Я решил сразу записать это в виде интервью и поделился у себя на странице. Каждый делал то, что мог. И я точно знаю, что именно это давление поторопило сотрудников полиции с составлением списков задержанных и их освобождением.

Восприятие поменялось в отношении действий госорганов, политики и того, что граждане могут делать ради соблюдения своих прав. Государство нужно держать в тонусе, чтобы оно не консервировалось и пространство допустимых тем, поднимаемых в обществе, не сужалось. Я хочу свободно обсуждать вопрос избираемости акимов и представителей маслихатов. Хочу свободно выходить на пикет в случае принятия плохо разработанного закона. Хочу, чтобы у граждан была  возможность мирно и без оружия собираться не только на концертах, праздниках или съездах, но и по политическим причинам.

А чтобы эти механизмы заработали, нужны демократические законы. Их разработка должна идти снизу вверх и с вовлечением международно признанных экспертов, а не сверху вниз. Таких экспертов хоть и немного, но они у нас есть. Например, Евгений Жовтис, Татьяна Чернобиль. Я сам был свидетелем общественных слушаний по принятию нового закона о мирных собраниях. На слушаниях уже бывший министр информации Абаев активно игнорировал комментарии Евгения Александровича и его предложение отдать закон на независимое  рассмотрение в Комитет  ООН по правам человека.

То, что выгодно министерствам и парламенту, очень часто невыгодно простым гражданам. Именно поэтому мне важна прозрачная избираемость. Такие детали я начал замечать лишь со временем. Поэтому я стал активным участником движения Oyan, Qazaqstan. Сейчас я стараюсь освещать в соцсетях правовые и волонтерские инициативы других, активизм, резонансные события, события ближних стран-соседей, обсуждать проблемы со своими подписчиками.

– Как к этому отнеслись твои друзья, родственники? А родители?

– Родители не знали о моем активизме вплоть до задержания 1 марта этого года. Меня, как и многих ребят, задержали на выходе из кофейни и затолкали в автозак. Не представившись, не зачитав права, не объяснив основания [для задержания]. Возможно, наивно на это указывать, но тем не менее эти процедуры прописаны в действующих законах. Нас даже не оформили как задержанных – продержали несколько часов в РОВД, допросили и отпустили. Для родителей это было большим стрессом, так как они не были подготовлены, за что я еще раз прошу перед ними прощения. Они против активизма, и я обещал им, что таких ситуаций больше не будет. Но читателям хочу сказать, что всегда можно найти способ внести какой-то вклад. Не ради кого-то, ради своих прав.

– Как думаешь, чем твое поколение отличается от поколения твоих родителей?

– Несоветским мышлением. У нас разные ценности и понимание того, как работает общество и как оно должно работать. Возможно, [наше поколение отличается] большей смелостью в стремлении к желаемому и большей эмпатией к другим. Нашим родителям пришлось перестраиваться [под новые условия] после развала Союза, а у нас есть возможность расти и менять то, что нас окружает.

– Насколько вообще важна поддержка близких, когда ты занимаешься активизмом?

– Поддержка важна. Когда поддерживает семья, это что-то волшебное: хорошо, когда такая поддержка есть есть, но скорее всего, вы ее не найдете. Стоит смотреть шире на понятие «близкие». Это могут быть друзья и товарищи, близкие по духу люди.

– Какие риски есть у активизма?

– Суть активизма в том, что ты указываешь на проблемы, от которых государство или часть общества (возможно) пытается отвлечь внимание. Это конфликт интересов. Угрозы в адрес активистов, неблагоприятные совпадения или ситуации, при которых активисты получают сроки больше, чем насильники – все это реально. Но это крайние случаи, череда ошибок, а с другой стороны, зачастую активизм приносит плоды: проблемы признают, их решают.

Кроме того, чем больше общество открыто поддерживает активистов, тем безопаснее активизм сам по себе. Активисты убеждены, что бездействие несет еще большие риски. Главное добиваться изменений мирным путем, не поддаваться на провокации. Ну и следить за собой: когда прикладываешь усилия ради чего-то большого, не хочется портить образ активистов мелкими правонарушениями, давать лишний повод к давлению. Но это не значит, что активисты должны быть святыми людьми или героями.

– Сталкиваешься ли ты с эмоциональным выгоранием? Если да, то как с ним справляешься?

– От новостного потока иногда происходит перенасыщение. Если я устаю, то просто беру перерыв, но не закрываю глаза на происходящее. Остаюсь на связи, слежу за важными событиями. С эмоциональным выгоранием я столкнулся после моего задержания. Много эмоций наложились друг на друга, не знал, стоит ли делиться с другими своими переживаниями. Нахлынула апатия, с которой справлялся несколько месяцев. Я не боялся последствий, меня сильно подкосило отсутствие поддержки родных.

Именно поэтому стоит выговариваться своим близким друзьям и соратникам. Если вы, как и я, иногда не идете на контакт с другими, есть методы, помогающие разобраться в своих эмоциях самому. Недавно прочитал хороший пост, составленный белорусским психотерапевтом в связи с нынешними протестами и бесчинствами ОМОНа в Беларуси. Там есть несколько хороших рекомендаций для тех, кто участвует в уличных демонстрациях.

– А как у тебя обстоят дела с доверием к правительству, к политикам? Есть вера в то, что ты можешь как гражданин на что-то повлиять, что твое мнение что-то значит?

– Вера в то, что мнение граждан может нести ценность и пользу – да, есть. Нет веры в то, что в нынешней системе оно имеет значение.

Конечно, не все так плохо, государство как-то существует и граждане как-то справляются. У многих есть крыша над головой, работа, семьи. Но это почему-то часто любят преподносить как потолок возможностей, закрывая глаза на условия жизни и труда, отношения в семьях. И чем больше так любят делать политики, тем меньше к ним доверия.

Когда нет доверия к системе в целом, вопрос доверия к отдельным лицам вторичен. Принципиальные вопросы сейчас решаются сверху вниз. Например, избираемость акимов – это принципиальный вопрос, как и меры по помощи гражданам в условиях пандемии коронавируса. Вообще у меня много вопросов к уровню подготовки [государства] к кризису, начиная от закупки лекарств и выдачи пособий, заканчивая отношением к медикам и ведением статистики.

Я всего лишь критик, в этой работе напрямую не участвующий и не видящий всей ее сложности. Однако в обществе продолжает расти безработица и насилие. Важно не то, что этого не случилось с тобой, а то, что процент уязвимых людей растет.  И если официальные методы расчетов не будут каждый раз меняться, это будет более заметно.

У нас сами граждане откликаются на помощь другим, и я считаю, что это замечательно, это сила граждан что-то менять. Волонтерский закуп лекарств, продуктов и их развозка, например, помогли многим людям.

На этом фоне политики любят говорить, что не нужно постоянно требовать [действий] от государства, нужно что-то делать и самим. Я с этим согласен, взаимопомощь должна существовать в здоровом обществе. Но когда речь идет об обязанностях, принятых на себя государством, когда требуют добросовестного выполнения этих обязанностей, такие требования надо слушать. И я бы хотел, чтобы волонтерские инициативы дополняли государственные программы, а не заменяли их. Думаю, что чем лучше налажена подотчетность перед гражданами, тем охотнее власти будут их слушать и выполнять их требования.  И я думаю, нам всем как обществу нужно работать в этом направлении.

– Как ты думаешь, насколько хорошо молодежь представлена в казахстанской политике?

– Я знаком с ЖасОтан, молодежным крылом НурОтан. У них есть определенные хорошие волонтерские программы, но во всем остальном я их не поддерживаю. Мне на данный момент никто не импонирует. Думаю, что молодежь в политике плохо представлена. Дело не в квотах, дело в конкурентности среды. Настоящая политика в Казахстане закрыта от молодежи. Такие сложились правила, и я надеюсь, что как общество мы сможем их пересмотреть.