Эдгар Валлесио, 22, приехал в Германию изучать акустическую инженерию: «Идеальным вариантом было бы поехать за границу на учебу, а потом вернуться и получать достойную зарплату на родине. Но из-за того, что уровень зарплаты в Сальвадоре невысок, многие не возвращаются».
Анна Вильгельми
– Расскажи о молодежных инициативах в твоей стране?
– У нас очень важна религиозная составляющая. Например, я католик, и молодежь у нас часто собирается вместе после вечерней мессы, чтобы что-то организовать. Обычно мероприятия одни и те же, но проходят в разных церквях.
– В Сальвадоре много верующих?
– Да, в основном люди религиозны.
– Что скажешь о социальных проектах, о волонтерстве?
– У нас есть одна большая молодежная организация, называется ТЕСНО –это значит «крыша» – там люди строят маленькие деревянные домики для бездомных. Деньги на проекты собирают фандрайзингом – волонтеры выходят на улицы в футболках с логотипом НКО и просят помочь. В основном они помогают построить жилье жертвам природных катастроф. Сейчас в «Крыше» задействована не только молодежь, но начиналось все как молодежная инициатива.
Большинство НКО пытаются работать с волонтерами, чтобы не платить. Просто используют их. При этом финансирование проектов не всегда прозрачно. Например, есть La Teletón – хорошая идея при плохом исполнении. Каждый год в феврале они устраивают пару дней сбора пожертвований; средства пойдут на лечение детям и подросткам с инвалидностью. При этом они не всегда отчитываются, сколько денег собрано и сколько из них передали больницам.
Проекты, касающиеся защиты прав человека, обычно курируются университетами. Например, Universidad Centroamericana – это объединение независимых университетов в Южной Америке под одним именем – зачастую инициатор таких кампаний. Я был там до того, как приехать в Германию – не учился, но принимал участие в разных инициативах. Вуз специализируется на социальных науках (журналистика, юриспруденция, политология), и известен своими социальными проектами. Студенты иногда ездят в Национальную Ассамблею – это высший законодательный орган страны – и могут там представить свои идеи. Иногда – не всегда, конечно, – к ним могут прислушаться. Я считаю, что это здорово – потому что так предложения идут от народа.
Латинская Америка – очень специфичный регион. У нас процветает бюрократия и коррупция, а некоторые законы принимаются ради денег. В Ассамблее сидят представители мультинациональных корпораций, которые лоббируют интересы компаний. Прямо сейчас у нас идет большой спор: в Ассамблее хотят разрешить приватизировать водные источники. Если сейчас мы платим за воду как за сервис доставки (система труб, водоочистка), то при приватизации компании захотят продавать саму воду, и народу придется платить гораздо больше. Некоторые не смогут себе этого позволить.
– И как реагирует общество на подобные идеи законодателей?
– Народ выходит на протесты. Иногда это просто демонстрации или манифестации, иногда – что-то посерьезнее. В последний раз мы боролись против пенсионной реформы, и нас услышали. Не все, чего добивался народ, было принято, но хоть что-то изменилось в лучшую сторону.
– То есть, народ действительно может повлиять на решения власти?
– Не на все. У нас специфическая власть. В восьмидесятых годах в стране была партизанская война против режима – и народ победил. Победители основали левоцентристскую партию FMLN, которая прошла в парламент после заключения мира в 1992 году. 2009й год был переломным – на выборах после двадцати лет правления правых победила партия левых. Они пообещали выплаты всем, кто воевал на их стороне и потерял семью или родных. Но в бюджете нет на это денег – впрочем, как и на многое другое. И бывшие партизаны выходят на улицы, чтобы требовать обещанное у власти, за которую они боролись. Это происходит каждый год – люди собираются у одного и того же памятника и митингуют в течении 2-3 недель, но ничего не меняется.
– А люди верят в честные выборы?
– Процесс выборов прозрачен – тот, кто набирает большинство голосов, становится президентом. Вопрос в том, сколько людей ходят на выборы. На последнее голосование пришла только половина населения, и из них 60 процентов проголосовали за нынешнего президента. В масштабах страны это значит, что президента выбрали только 30 процентов людей.
– Ты говорил о том, что власть коррумпирована…
– Если я начну говорить о коррупции, боюсь, я не закончу.
– Тогда такой вопрос: насколько влиятельны СМИ? Скажем, если газета напишет о коррумпированном чиновнике, это даст какой-то результат?
– Нет.
– Потому что людям все равно или потому что никто не может ничего сделать?
– Потому что сейчас очень сложно определить, что правда, а что вымысел. В Сальвадоре два крупных журнала, и оба правоцентристские. Им можно доверять, если это просто новости, но как только начинается политика, надо быть осторожным.
– Из-за однобокости репортажей?
– Медиамагнаты – друзья политиков. Проблема не в том, что владелец газеты скажет журналисту «не пиши об этом». Скорее, у издания есть своя повестка и издатель хочет, чтобы этой политики придерживались. А так как у журналистов позиция зависит от позиции босса (они же хотят получать зарплату), крупные медиа априори необъективны. Местные журналы больше достойны доверия: в небольших еженедельниках и ежемесячниках еще работают честные журналисты.
– Давай вернемся к молодежи. Как думаешь, молодые люди стремятся уехать из страны или наоборот, хотят остаться, чтобы изменить ситуацию к лучшему?
– По-разному. Есть те, кто хотят и могут уехать, есть те, кто хотят, но не могут, а есть те, кто и не хочет. Я хотел и смог, потому что родители меня финансово поддержали. Но я бы не сказал, что многие стремятся уехать навсегда. Скорее, идеальным вариантом было бы поехать за границу на учебу, а потом вернуться и получать достойную зарплату на Родине. Но из-за того, что уровень зарплаты в Сальвадоре невысок, многие не возвращаются.
– А какие возможности есть у тех, кто финансово не может себе позволить учиться за границей?
– Есть стипендиальные программы. Одна из них спонсируется министерством иностранных дел – она полностью покрывает расходы, но предложение серьезно ограничено. Есть список стран, с которыми мы сотрудничаем, и список профессий, нужных государству.
– А что, если несколько человек получат те же баллы?
– Не знаю, но победитель всегда один. Три года назад, когда я сдавал этот экзамен, грант выиграла девочка, которую я знал. Она решила остаться в Сальвадоре, и я так и не понял, почему.
– Расскажи в целом про систему образования, как она устроена?
– До девятого класса ты учишься в одной школе, потом три года в другой. Затем поступаешь в университет, там еще пять лет на бакалавриате. Старшая школа обычно лучше младших и средних классов по качеству преподавания. Если ты хочешь попасть в хорошее учебное заведение, нужно идти в частную школу. Государственные – не лучший выбор. Большинство родителей предпочтут отдать ребенка в частную школу, если они могут это себе позволить. Я учился в частной, моя сестра сейчас заканчивает частную, и большинство людей моего поколения тоже закончили частные школы.
– Насколько легко молодому выпускнику найти работу по специальности?
– Очень сложно. Дело и в зарплате, и в кумовстве, много в чем. Хороший доктор будет работать на износ, чтобы зарабатывать, может, 600 евро (около 250 тысячи тенге. – прим. авт.) в месяц. Это ничтожная сумма, если учитывать цены.
– Что скажешь о старт-апах? Часто люди хотят начать свой бизнес? Помогает ли им в этом государство?
– Существует государственная организация, которая помогает начинающим предпринимателям. Свой бизнес – очень распространенная вещь. Люди не могут найти работу в большой компании и решают открыть свое дело. Но это не всегда работает – после пары лет первого успеха многие прогорают.
– Чем твое поколение отличается от поколения твоих родителей?
– Мы очень разные. Наши родители жили тихо, в маленьких городках, и я бы сказал, они бы с удовольствием там и остались. Но случилась глобализация, и нужно было двигаться вперед. Многие переехали из окраин в большие города, в столицу.
В 2009 году кандидат в президенты пообещал сосредоточиться на преодолении бедности. Но как только он выиграл выборы, про обещания сразу забыл. В 2014-м, когда победил уже другой кандидат из той же партии (нынешний президент), история повторилась.
Я сам попытался получить этот грант, но Германии не было в списке. Лучшие отношения у Сальвадора с Японией и Панамой, многие едут туда. Вообще мне кажется, получить эту поддержку легко. Конечно, важны оценки и твоя увлеченность – например, если ты хочешь в Японию, нужно знать ее культуру, но в целом никаких сложностей. Я не получил стипендию, потому что специальности не было в списке (хотел изучать звуковую инженерию). На собеседовании мне так и сказали: «у нас такого нет, но вы можете изучать дизайн!». Я тогда здорово посмеялся.
Если ты хочешь учиться чему-то другому, на стипендию МИДа можно не надеяться. Единственное исключение – один грант на обучение в любой стране на любой специальности, никаких условий. Ее дают студенту, который написал финальный школьный экзамен лучше всех в стране. Но это только один человек каждый год.
Еще есть стипендии международных организаций и фондов. Три человека из моей школы поехали в Германию по стипендии DAAD (Германская служба академических обменов – прим. авт.). Думаю, у каждой школы есть какие-то возможности.
Государственный университет всего один, и там преподают медицину и ветеринарию. Остальные университеты в Сан-Сальвадоре частные, но доступные, их около пятнадцати. Вне столицы тоже частных университетов достаточно, так что выбор есть.
Иногда доктора вообще работают бесплатно. Например, когда врачи городских больниц бастуют в попытке добиться более высокой оплаты труда и не выходят на работу, в больницу вызывают других врачей, потому что кто-то должен быть на посту. Ты не имеешь права отказаться, но и зарплату за лишние часы на работе ты не получишь.
Моя мама работает в больнице уже двадцать лет. Раньше им повышали зарплату ежегодно, чтобы покрыть инфляцию. Это делали вообще все работодатели – хорошая мотивация для работников, чтобы они остались в компании. Несколько лет назад в госпитале отказались от этой практики. У моей матери сейчас такая же зарплата, какая была пять лет назад. При этом в больницу берут “свежих” выпускников и платят им еще меньше, потому что они согласны на любые варианты.
Найти работу вообще сложно, не говоря уже о работе по специальности, потому что компании не хотят платить работникам зарплату. Конечно, ты можешь сидеть в колл-центре и отвечать на звонки, но какая это работа? А люди, сидящие на линии, не с улицы набраны. У них есть дипломы, они закончили университет, просто не смогли найти работу по специальности. Я работал в колл-центре пару месяцев, чтобы накопить на учебу в Германии. И я знал, что всю жизнь сидеть здесь не буду. Но со мной работали люди, которые годами не могут найти работу получше, так что они были счастливы, что есть хоть такая. Для некоторых это единственная возможность прокормить семью.
Кажется, у нас четыре категории минимальной заработной платы для разных профессий и разных уровней доходов. Основная прослойка населения Сальвадора – нижний средний класс, и межклассовая разница очень видна. Люди, которые работают в поте лица на улице, собирая кукурузу, получают 20 центов в день. 2-3 года назад чиновники затеяли реформу минимальной заработной платы, и это было просто издевательство: низшей категории добавили 11 центов к зарплате. 11 центов!
Мы всегда говорим, что раньше все было лучше, но у поколения моих родителей не было таких возможностей для образования, какие есть у нас. Они учились 4-5 классов и шли работать. Мои бабушки и дедушки – исключение, потому что все четверо – учителя, и они всегда пытались научиться чему-то новому самостоятельно. Они учились до 6 класса и шли в другую школу продолжать учебу. Но в основном население бросало школу, не закончив среднее образование. Школ было мало. Сейчас дела обстоят гораздо лучше.
Родители мне говорили, что они не задумывались о будущем. Скорее, мышление был таким: «мы сейчас счастливы и этого достаточно». Может, у них было меньше стресса.
