Известный российский политолог Екатерина Шульман во время эфира Молодёжной информационной службы Казахстана 25 сентября рассказывала не только о посткарантинном мире, но и о политических тенденциях, об участии граждан в жизни общества и о том, что «ожидание – самый разрушительный вид деятельности».

Отношения государства и человека меняются. Это постоянный и естественный процесс, а факторы вроде пандемии могут повлиять только на его скорость. Усиление взаимодействия граждан друг с другом может сплотить их надолго – карантином эти связи не ограничатся, и «навыки обычного взаимодействия преобразуются в навыки политического взаимодействия». Реакция на решения правительств может оказаться говорящей: события, на которые еще несколько лет назад общество бы не отреагировало, могут оказаться точкой старта для гражданской активности.

По мнению Шульман, власть обязательно воспользуется новыми инструментами: если на «вчерашних» выборах отсутствовала прозрачность, то на «сегодняшних» эта традиция не только сохранится, но и усилится, например, посредством дистанционного или многодневного голосования, к которым демократические сообщества не решаются прибегать до сих пор.

«Многодневные голосования – плохая вещь, если у вас невысокий уровень прозрачности. Разрывается связь между актом волеизъявления и его результатом, что приводит к разрыву цепи доверия», — говорит Екатерина Шульман.

Чтобы оценивать динамику в отношениях государства и человека, необходимо оперировать не просто значениями «было» и «стало». Детальный анализ позволит увидеть, как изменились шансы на появление диалога: если за конкретный промежуток времени эти шансы увеличивались, то кризисная ситуация с большей вероятностью может стать толчком к его полноценному появлению.

Повлияла ли пандемия на выборы?

— На постсоветском пространстве проходили различные выборы, и одно дело – как организовать процесс выборов во время карантина, другое – с какими колебаниями электоральных настроений мы сталкиваемся. Как меняются отношения человека и государства?

— Многие считают, что протесты во многих странах связаны с тем, что люди долго сидели дома и поэтому теперь бегают и протестуют. Я больше склоняюсь к тому, что навыки обычного взаимодействия преобразуются в навыки политического взаимодействия. То есть филантропическая и волонтёрская деятельности питаются точно такими же механизмами, как и политическая.

В условиях общей угрозы доверие к государству возрастает, власть воспринимается как источник защиты. Поэтому практически во всех странах с большим количеством заражений заметно возросло доверие к власти. Мы не увидели этого в России. Пока непонятно, почему, но все социологические тренды продолжили существовать так же, как будто не было никакого карантина. С одной стороны, к власти относятся как к источнику защиты и поддержки: власть и общество имеют общего врага, и это объединяет, с другой – все претензии, которые у людей накапливаются, адресуются тоже к действующей власти, она начинает ассоциироваться с тяжёлым временем, и хочется её как-то поменять.

Из более прикладных последствий можно назвать распространение разнообразных форм дистанционного голосования, в том числе и многодневного. Многодневные голосования – плохая вещь, если у вас невысокий уровень прозрачности. Разрывается связь между актом волеизъявления и его результатом, что приводит к разрыву цепи доверия.

Станет ли больше протестов?

— Возможен ли сценарий Беларуси в других странах нашего региона, в том смысле, чтобы граждане также интенсивно отстаивали свои голоса?

— Во-первых, нет никакого сценария. Сценарий предполагает какого-то сценариста и актёрскую труппу, готовую этот спектакль разыгрывать. Социальный процесс происходит не так: там нет ни авторов, ни дирижёров. Это объективно обусловленные процессы, в которых участвуют миллиарды людей, преследующих свои цели. Опасайтесь конспирологии: конспирология пожирает мозг. Это совершенно чудовищный ментальный рак, который съест все ваши умственные клетки и заменит их своими. Вы будете видеть мир совершенно искажённым.

В массовых и устойчивых протестах нет ничего специфически белорусского. Самые разные социумы протестуют, и обычно это является неожиданным. Как же так? У нас всё было тихо – тут вдруг люди стали выходить на улицы. Любые социальные проявления являются неожиданными для тех, кто не оперирует данными. И совсем не обязательно преступления со стороны власти становятся поводом для протеста; не всегда протест эффективен. Давайте посмотрим на протесты в Гонконге: они шли много месяцев, были массовыми, насильственными и ненасильственными, они выразились и на последнем голосовании муниципальных выборов и не привели к тому, чего хотели протестующие.

Материковый Китай тем не менее свою гегемонию там устанавливает. Есть не очень хорошая зависимость: протест эффективен там, где и без того был некоторый диалог власти и граждан, была некоторая степень демократичности. Тогда, отстаивая свои права, какая-то очень настойчивая группа может победить. Если у вас до этого не было опыта диалога с властью, то ваш протест имеет меньше шансов.

Упрощённые рецепты, такие как «чем жёстче диктатура, тем больше насилия должны применять протестующие», не подтверждаются исторически. Насильственный протест будет вызывать меньше сочувствия, а сочувствие и широкая база поддержки – это его единственная опора. Надеяться завоевать регулярную армию камнями и палками – совершенно нереалистичная стратегия.

Нет такого общества, в котором протест не мог бы возникнуть. Если у вас есть некоторая степень связанности, если люди общаются между собой и существует некоторая информационная повестка, которая людей объединяет, на неё может возникнуть отклик. В современном обществе разъединить людей полностью тяжело. Даже карантин этой цели не достигает, поэтому протест может возникнуть. Никому не гарантирован успех, но и никакой системе власти тоже не гарантирована вечная жизнь.

Дождемся ли мы демократии?

— Какие вы видите перспективы демократизации в Центральной Азии?

— В процессе демократизации нужно отмечать маленькие milestones (ключевые моменты, контрольные точки). Как смотреть на тенденцию? Оперируя данными, которые отражают какие-то меняющиеся процессы. Смотрим не на уровень, а на тренд, не на статику, а на динамику. Посмотрите на тот социум, в котором вы обитаете. Куда он движется, как он изменяется? Что меняется?

Если ваш ответ «ничего не меняется», значит, вы плохо смотрите, посмотрите ещё раз. Отметьте неизменное, если вы его фиксируете, после этого отметьте трансформируемую компоненту – она важна. Необходимо воспринимать демократизацию не как гонку к цели, а как непрерывный процесс снижения монополизации власти, её концентрации и повышения разнообразия.

Общество становится более разнообразным или менее, участие повышается или снижается, повышается вовлечённость или снижается?

Базовая тенденция демократизации – это тенденция повышения разнообразия, а тенденция авторитарности – это тенденция монополизации. Власть концентрируется или деконцентрируется? Какой у вас процесс? Если у вас индустриальная, переходящая в постиндустриальную, экономику, преимущественно городское население и – очень важно – распространённая грамотность, то демократизация для вас неизбежна. Но это среднесрочная перспектива.

Повышение участия неизбежно для грамотного населения, незанятого трудом. Оставаться в своей стране не означает ждать, оставаться в своей стране означает участвовать. Сидеть и ждать – это мучительно. Ожидание – самый разрушительный вид деятельности.

Что делать гражданскому обществу?

— Либерализация молодёжи растёт, но качественных изменений, особенно в период выборов, не происходит, и она разочаровывается, уезжает или отступает от гражданского участия. Можете ли вы дать рекомендации гражданскому обществу – той части молодёжи, которая участвует в этих процессах? Что делать?

— Что касается разочарования от того, что выборы приносят не те результаты, так это общая тенденция: во всём мире, в то числе в электоральных демократиях, чем старше социально-демографическая страта, тем выше её уровень избирательной активности. Молодые не ходят на выборы – молодые ходят на митинги. Пожилые  ходят на выборы, а, значит, пожилые выбирают власть. Выборы выигрывают те, кто на них является. Если вы не пришли, вы ничего не выиграете, – участвуйте.

Вам могут не нравиться формы участия и не удовлетворять результаты. Но, если вы не участвуете, ничего не происходит.

Другое дело, что в недемократических политических режимах власть на выборах не меняется. Но она меняется в результате выборов, а иногда и в их преддверии. Выборы – важное мероприятие, и участвовать в них важно. В выборах участвует три категории граждан: кандидаты, избиратели и наблюдатели.

Наибольшее уважение заслуживают наблюдатели, и наблюдение – это наилучший тип участия в выборах. Если законодательство позволяет, чрезвычайно важно этим заниматься. Наблюдателей много не бывает.

Иные формы гражданского участия. Если у вас есть интересы и есть люди, у которых тоже есть эти интересы, объединяйтесь вместе с ним. В постсоветском социальном пространстве – очень атомизированном – есть культ индивидуального действия, и считается, что это продемонстрирует величие вашей личности, и есть очень низкоразвитый, хотя и развивающийся, навык объединения и взаимодействия.

Советская власть отшибала этот навык преднамеренно и отшибла довольно здорово, но социальный инстинкт в человеке неубиваем – восстановить его можно. Чем вы моложе, тем легче это можно сделать, тем более с нашими техническими средствами. Коллективный чат в Телеграме – протопартия новой эпохи.