В ноябре Лига молодых избирателей объявила о наборе наблюдателей за парламентскими выборами 2021 года. Сейчас подготовку проходят более 400 молодых казахстанцев. Кто-то пойдёт на участок в новом качестве впервые, кто-то – в очередной раз. Но каждый и каждая из них – на вес золота.

Мы поговорили с теми, у кого за плечами уже есть опыт наблюдения. Как и почему они пришли к этому? Что происходило на участке в день голосования? Какие эмоции сопровождали наблюдателей? Что им дал этот день? Какие советы пригодятся всем, кто пойдёт наблюдать 10 января?

ВАЛЕРИЙ ВОЛОДИН

О пути к наблюдению

Все лучшие вещи, наверное, начинаются в юношестве. Вот и моя история, когда я понял, что мне решительно не всё равно, что происходит в стране, что я могу [что-то] изменить, чтобы моя страна и моё будущее стало лучше – всё это началось в студенческие и юношеские годы. Когда я впервые пошёл на выборы, я понял, что здесь что-то не так. Тогда не было выбора, но выбора нет и сейчас. И большая часть моих друзей тогда хмурила брови, говоря, что ходить на выборы не имеет смысла, тем более не имеет никакого смысла наблюдать за всем этим, потому что за нас всё уже решено, мы ни на что не повлияем, мы ничего не решаем, мы ничего не изменим. Я думал решительно по-другому и думаю так до сих пор. Собственно поэтому, когда я услышал о том, что набирают миссию наблюдения, я сразу же записался, и это были волнительные, великолепные практически двадцать четыре часа в моей жизни непосредственно самого наблюдения, которые вполне должен испытать каждый уважающий себя гражданин любой страны.

Об обучении и подготовке

Подготовка проходила несложно, потому что в это время я учился на специалиста по политическим наукам, и поэтому изучение конституционных законов, принципов устройства государства были для меня не чем-то новым, а вполне обыденным повседневным тем, что заставляло моё сердечко биться в надежде, что вот – вот оно дело всей моей жизни. Это было очень просто: нам рассказали о том, что «вам ничего не позволят делать, но вы старайтесь». С тех пор я уже сам провожу обучение для наблюдателей и в принципе доношу ровно ту же самую мысль. Несмотря на то, что именно мы – наблюдатели – являемся друзьями нашего государства, друзьями нашей демократии, друзьями нашего будущего, но к нам члены избирательной комиссии относятся, как к неким вредителям, как к врагам, способным испортить всё то, так любовно ими построенное. Но неужели вы думаете, что так легко что-то сломать, если оно так цельно, если оно так хорошо работает, если оно совершенно. Но нет же. К сожалению, сегодня наш институт выборов – это совсем не рабочий механизм, это мертворождённое нечто, что обязательно отомрёт, чтобы возродиться вновь.

О дне выборов

Моё первое наблюдение длилось почти двадцать четыре часа. Я думаю, в этом большая заслуга моя, без лишней скромности. Тогда, кроме меня, были наблюдатели от партии Nur Otan и от парочки сомнительных организаций, которые аффилированно были связаны с партией Nur Otan и кандидатами, представляющими её на выборах, которые параллельно тогда проходили в маслихаты. Ну, то есть, как это у нас принято, кто составляет костяк маслихата? Те, кто строит в нашем городе, те, кто производит бордюры, те, кто высаживает деревья, ну и несколько руководителей школ, больниц, университетов, которые обличены в административный ресурс, чтобы нагнать на эти выборы ни в чём не повинных людей, у которых есть конституционное право не голосовать, но которые запуганы так, что, к сожалению, вопреки собственной воле, идут и голосуют за людей, которые и обрекают их на судьбу и далее выполнять несвойственное им и нежеланное.

Моё первое наблюдение длилось крайне долго, потому что у членов избирательных комиссий всё не сходились никакие данные. Ну, в принципе они и не могли сойтись, потому что им нужна была совсем другая цифра, им нужна была совсем другая явка. Но озлобленный – в хорошем значении этого слова – чувством крови, чувством долга, я не отрывал свой глаз ни на секунду. Члены комиссии пытались вывести нас, предлагали пойти покушать, посмотреть достопримечательности вокруг школы – в общем, «пожалуйста, уйдите отсюда, чтобы мы могли сделать то, что ждёт от нас акимат, центризбирком, территориальная комиссия или же просто директор этой школы, которой отчитался, возможно, заранее о своих каких-нибудь 99,9% процентах в адрес того, кого надо». Но они считали и считали, и цифры не сходились, и так было до 6.00 утра, когда в конце концов они в принципе написали такую бумажку, которая относительно сходилась. На самом деле они получили другое количество бюллетеней, другое количество бюллетеней они погасили, другое количество избирателей пришло на участок. Все акты о нарушениях были составлены, но не были подписаны членами комиссии. И вот в этой глухой ночи, когда другие участки уже давным-давно были закрыты, другие наблюдатели и члены комиссий спали, они пересчитывали и пересчитывали за свою глупость и за недоверие к деятельности наблюдателей.

Страшилки с избирательного участка

Замечательная была история на предыдущих парламентских выборах, когда мы узнали, что одну из наших наблюдательниц в полной мере третируют на участке: не позволяют вставать с места. А это меж тем огромный школьный спортивный зал, где на одном краю сидят наблюдатели, а на противоположном – члены комиссии. И как в таких условиях может проводиться наблюдение? То, что какие-то люди входят в помещение актового зала, – в этом разве наблюдение? Ну, разумеется, нет. Поэтому мы выехали на помощь. Я аккредитовался от другой организации, потому что по законодательству на одном участке может быть по одному представителю какого-либо общественного объединения или организации, занимающейся наблюдением, и собственно начал вести нормальное человеческое наблюдение. То есть я ходил по участку, естественно, не мешая самому ходу голосования, не приставая к членам комиссии, не вступая с ними ни в какие словесные дискуссии и уж тем более с самими избирателями, которые всё приходили и приходили.

Членам комиссии это очень не понравилось, и в какой-то момент председатель комиссии что-то долго нашёптывала одному из коллег, который, кажется, по совместительству был то ли учителем физкультуры в данной школе, то ли учителем трудов – в общем, славным педагогом, большим мужчиной, всю жизнь занимающимся физическим трудом. Поэтому он в какой-то момент вспылил, назвал меня «скотской мордой», подбежал ко мне, изо всех сил толкнул меня своим телом, которое гораздо больше моего, я немножечко отлетел, но вместо того, чтобы как-то извиниться, он громогласно, чтобы все слышали, сообщил: «Прошу членов комиссии обратить внимание, что наблюдатель пытался меня избить и только что толкнул меня». Ну, мной обуяло не то что бешенство, а какая-то такая безнадёга и безысходность: ну, так неправильно, так нельзя, мы же в итоге делаем одно и то же дело. Но, на моё счастье и на несчастье этого гражданина, в том году практически на каждом участке стояли камеры. И так сложилось, что я стоял на пути между этой камерой и урной для голосования. Поэтому я тут же предложил: «Хорошо, давайте сейчас поднимем видеозапись, на которой и увидим, кто на самом деле кого толкнул, что произошло. И давайте будем решать уже с привлечением органов правопорядка». Он осел, председатель осел: что называется, шалость у них не удалась, и поэтому дальше я уже смело ходил по участку.

Но нужно было вернуться в офис, чтобы быть на страже всего наблюдения по городу. И, насколько я помню, далее у наших наблюдательниц уже таких проблем не было. Но данный факт легко показывает, что ни один наблюдатель не может чувствовать себя в полной безопасности, потому что на него могут обрушиться какие-то словесные проклятия. «Скотская морда» – это лучшие слова, которые, которые мне так запомнились, потому что не доводилось моему крайне интеллигентному и местами красивому лицу ранее так именоваться. Наблюдатель может быть подвергнут и физическому насилию со стороны членов комиссии, которые обязаны следить за правопорядком и быть представителями государства на участке. К сожалению, мы живём в такой стране в такое время, и все наблюдатели должны это понимать.

Советы будущим наблюдателям

Всем тем, кто наблюдает голосование в первый раз, я хочу порекомендовать каждую секунду своей миссии помнить о том, что вы гражданин, вы представляете не только себя, не только МИСК или другую независимую организацию – вы представляете всю страну, как бы это громко и пафосно ни звучало, вы представляете тот Казахстан, о котором вы мечтаете, тот Казахстан, в котором будут жить ваши дети, тот Казахстан, который мечтали построить ваши родители, но так и не построили. Поэтому, когда вы наблюдаете, вы вглядываетесь в такой хрустальный шар и пытаетесь увидеть в нём будущее. Будьте бдительны по отношению к собственной безопасности, будьте бдительны по отношению к безопасности процесса законности на участке, потому что его обязательно попробуют нарушить, и, скорее всего, это будут члены комиссии. Вы должны действовать согласно законодательству – это очень важно, потому что оно ваш главный щит и ваш главный меч. Конституционный закон «О выборах» Республики Казахстан прописан максимально подробно, ёмко, чётко, и он всегда будет именно вашим помощником и вашим защитником в этой нелёгкой борьбе, потому что правда тоже на вашей стороне, как и закон. И, кто бы ни пытался говорить вам, что закон – как дышло: куда повернул, там и вышло, не верьте этому. Правда всегда одна, и она будет на вашей стороне, если вы действительно соблюдаете закон, если вы искренне преданы своему делу. Если у вас возникают проблемы, если вас кто-то начинает третировать, тут же звоните своему координатору, который поможет вам, который подскажет и, в случае чего, рядом с вами окажется надёжная юридическая и просто дружеская помощь, чтобы вынести любые тяготы этого сложного дня. И я очень хочу пожелать всем, кто станет наблюдателем, если это у вас станет первым шажочком в ваших гражданских активностях, чтобы это стало камушком, который обвалит лавину на головы всех тех, кто собирается в нашей стране нарушать закон и идти против правды.

Когда-то, когда я был совсем молод, и на своих первых выборах, где я был наблюдателем, я приходил и говорил такую юношески максималистскую фразу для членов комиссии, от которой у них перекашивались лица: «Пусть сегодня всё пройдёт честно, а тот, кто сегодня собирается нарушать закон, пусть у того умрут дети». Да, может быть, не стоило говорить эту фразу, но, возможно, эта ужасная, злая, жёсткая фраза заставляла поселить семена сомнения в головах членов комиссии, которые, скорее всего, и не думали, что для кого-то эти выборы важны, что они тем, что вбрасывают, подсчитывают не так, мешают наблюдателям – этим они делают что-то по-настоящему плохое. Им казалось, что это как в школе: мы не забываем, что чаще всего члены комиссии – это школьные учителя, которые привыкли к системе, которые привыкли к тому, что здесь чуть-чуть этому оценочку повысим, этому – понизим, здесь чуть-чуть видоизменим, здесь перед начальством так отчитаемся, здесь так пустим пыль в глаза, а здесь – иначе. К сожалению, я думаю, они неисправимы. Они представители того поколения, которое слишком долго боялось и уже не сможет жить по-другому. Как когда-то, согласно Священному Писанию, Моисей водил сорок лет по пустыне свой народ, так по легенде и первый президент Казахстан Нурсултан Назарбаев будто бы выбрал эту дату в «Казахстан-2030» для того, чтобы через те же самые сорок лет народ Казахстана, который дойдёт к этому рубежу, был уже другой. Потому что все те, кто помнят рабство, что Египетский плен, что, назовём это, Советское рабство, уже бы не оказывали влияния на страну, на её развитие. И вот уже не за горами тот самый тридцатый год, но, мне кажется, мы потеряли все полимеры и подходим к этой дате во многом ровно с таким же трусливым поколением, которое любит врать, воровать, мошенничать и ни во что не ставит будущее молодых людей. Это очень жаль.

МЕРУЕРТ CМАГУЛОВА

О пути к наблюдению

Я решила наблюдать, потому что, по-моему, на сайте газеты The Village или другом ресурсе увидела, что можно вообще наблюдать, не будучи сторонником какой-то партии. Я знала отдалённо, что бывают независимые наблюдатели, но никогда до этого шанс не представлялся. А тут я действительно удостоверилась, что, оказывается, можно идти абсолютно независимым наблюдателем от сторонней организации, необязательно кого-то поддерживая. И я подумала: «Ну, почему бы нет?»

Но на самом деле причина кроется чуть глубже: я помню, что на последние президентские выборы, когда я училась в КазНУ имени аль-Фараби, нас, студентов, повели в 7.00 или 8.00 утра, как обычно, всей толпой, всей гурьбой голосовать. И я думала: «Окей, наверное, надо как-то в принудительном порядке собирать голоса в плане количества, наверное, поэтому нас так собирают, если честно, как барашков». На тот момент времени мне так казалось, но я никак не ожидала, что, когда мы будем подходить и брать свои бланки, нам будут говорить, чтоб мы за условного Ивана Иванова взяли бланк и пошли отмечать. Я точно знала, что ты от себя получаешь бланк, под своей фамилией ставишь роспись, что именно ты получил бланк. И я уже понимала, что это нарушение. И тогда, несколько лет назад, у меня открылись глаза, что вот так у нас, видимо, всё и делается: за счёт студентов – этой большой толпы – создают ненужные мёртвые души, которые, якобы голосуют, за которых вбрасываются в урны бюллетени. Соответственно, за меня где-то кто-то в другом месте голосовал. Я увидела, какого уровня бардак, и подумала, что прикольно было бы вообще видеть систему изнутри. И, вот, когда в 2019 году появился такой шанс, я подумала: «Интересно, что-то поменялось или нет? Или такая же система? А, может быть, сейчас всё более прозрачно, и система поменялась? Может быть, мы зря хаем? Может быть, на практике всё нормально работает?». Я уже на тот момент времени в Астане была, в 2019 году. Я подумала: «Может быть, тут [всё] под общественным контролем, и не будет такого бардака, как в стенах вуза алматинского несколько лет назад». Хотела удостовериться.

Об обучении и подготовке

Подготовка проходила неплохая. Со стороны МИСК, я думаю, очень большая работа была сделана, потому что непосредственно перед выборами я была не в городе и на очных тренингах я не смогла участвовать, но были вебинары, онлайн-трансляции, которые я смотрела. Естественно, я прошлась по законам. Нам отправляли материалы и ссылки, потом дали персональный тренинг перед тем, когда нужно было забирать документы наблюдателя. На самом деле я ничего плохого не ожидала. Я думала, что просто хочу удостовериться, есть ли грубые нарушения или, может быть, мы, люди, преувеличиваем.

До наблюдения, если честно, никаких мыслей не было. Я думала, что всё должно быть, даже если с нарушениями, то, наверное, с какими-то минимальными. Какого-то трэша (что-либо неприятное, чудовищное – прим. ред.), грубо говоря, я не ожидала. В день выборов было немножко волнительно, потому что, во-первых, я наблюдала впервые, и, во-вторых, я думала, может быть, я что-то не дочитала в законе, нужно быть внимательной, чтобы не было никаких искажений. Но у нас папочки были с собой со списком, что можно делать на участке, что – нельзя, поэтому я им руководствовалась.

О дне выборов

Я была наблюдателем в одном из общежитий ЕНУ. День голосования прошёл с самого начала не очень хорошо, потому, что в моём представлении люди, которые являются председателями комиссий, во-первых, должны быть вообще-то образованными и адекватными. Но председателем на участке был человек, который сразу начал почему-то кричать, повышать свой тон, угрожать нам: «Вот, смотрите, наблюдатели, никуда не ходите: туда не ходите, сюда не ходите. Вот ваше место, тут вы будете сидеть». А избирательный участок был размером с огромный спортивный зал, и выдавались бланки комиссией на одном конце, а нас посадили совершенно на другой. И прям он [председатель] чуть ли не к каждому подошёл и ткнул на стул, сказав: «Вот тут сидите и вообще не ходите». При этом нигде не прописано, что мы не имеем права ходить [по избирательному участку] – мы можем ходить по территории, мы можем смотреть состояние урны, кабинок.

Потом стали напрягать систематические нарушения, когда откровенно комиссия давала студентам по такой же отлаженной схеме, как было у меня несколько лет назад в КазГУ, когда дают просто бланки всем подряд: хоть люди прописаны, хоть люди не прописаны – им дают бланки, чтоб быстрее прошли и закинули в урну. Мы понимали, что желательно поближе стоять к членам комиссии, которые выдают бланки, потому что именно там идёт основа нарушений. Мы, наблюдатели, никуда не отходили, чтобы не было этих вопиющих случаев, когда чуть ли не пятьдесят бланков засовывают одним разом. На нашем участке такого не было, но мы и не допускали такого: мы всегда были на месте. Единственная возможность хоть как-то неправильно повести ход голосования – выдача комиссией бланков всем подряд без разбора: без проверки прописки человека, без проверки, реально ли человек относится к этому участку или нет. И, когда мы начали уже фиксировать такие нарушения, то мы – реальные наблюдатели, а не те от Nur Otan, которые, если честно, как мебель сидели – откровенно стали не нравиться этому человеку [председателю]. Он просто кричал, орал, топал ногами.

Страшилки с избирательного участка

Всё было бы смешно, если бы не было так печально, когда к окончанию самого голосования в 20.00 по закону должны открыть урну. Но эту урну не открыли, потому что комиссия захотела считать в одном конце комнаты, а мы должны были сидеть в другом. То есть это огромное расстояние в огромном спортзале. Мы, естественно, стали требовать, чтобы мы были в непосредственной близости, чтобы урна была в обозрении, и они с криками, с шумами согласились всё-таки поставить урну и стол на середину, чуть поближе к нам. Но мы всё ещё сидели на стульях у стеночки, и нам совершенно чётко сказали: «Вы не можете вообще вставать». Мы говорим: «Ну почему? Мы же сейчас видим прямые эфиры и трансляции с других участков: спокойно наблюдатели стоят и, в том числе, вокруг урны вместе с комиссией, где считаются бланки». И тут начался какой-то бред, потому что председатель сказал, что он вообще ничего не будет делать, ничего открывать. По закону, в 20.00 урна должна открыться – она не открывается. Мы понимаем, что это явное нарушение, и опять составляем акт, звоним в ЦИК, чтобы сказать, что здесь вообще не открывают урну, не производят подсчёт голосов. Это длилось на протяжение пяти или шести часов до поздней ночи. Всё это время мы оставались в помещении, потому что председатель сказал: «Всё, я вообще всё закрываю снаружи». Снаружи закрылись двери, он ушёл куда-то к себе, и мы сидели вместе с членами комиссии. Это было уже нарушение нашей свободы: мы не могли выйти, у нас не было доступа к еде – нас закрыли. Мы начали звонить в полицию, делать онлайн-трансляции. Помог, я думаю, привлечь внимание стрим (непрерывная прямая трансляция – прим. ред.) в Instagram, который мы стали делать и отмечать в нём блогеров, активистов, наблюдателей, газеты. Всё закончилось тем, что нас в 2.00 или в 3.00, ночью, очень грубо забрала полиция. Нам не дали ничего объяснить. Мы обрадовались, когда приехали полицейские, думали, что сейчас будет замечание официальное или выговор председателю комиссии, который вообще-то закрыл людей и не стал делать подсчёт голосов. Но, оказывается, пришли за нами: якобы мы мешали. Нас очень грубо, с силой, скрутив руки, вывели. Наши телефоны падали на землю, нам не давали их подобрать, нас волокли, как каких-то бандитов, в машину. Это был ужасный случай, вопиющий. Естественно, я ничего такого не ожидала. Но я очень рада, что вообще раскрыла глаза людям, общественности. Мои сторис (фотографии или короткие видеоролики в Instagram, доступные для просмотра в течение суток – прим. ред.) посмотрели около 30-40 тысяч человек, которые реально видели, что на местах у нас может быть бардак, который не лезет ни в какие рамки. [Мои публикации] показали, какого рода председатели комиссии выгодны Центральной избирательной комиссии. Общественность увидела, что такие люди, видимо, выгодны системе. Потому что, когда мы звонили в ЦИК, нам говорили: «Да, хорошо, мы всё поняли» – и просто клали трубки, будто издеваясь, ничего не предпринимая, хотя мы думали, хотя бы там как-то отреагируют. Но не было никаких действий.

Советы наблюдателям

Посоветовала бы я действительно хорошо подготовиться. Не могу сказать, что я на сто процентов всё знала, но я постоянно при себе держала памятку наблюдателя. Думаю, это нужно основательно знать. И, конечно же, нельзя идти в какую-то открытую конфронтацию. В нашем случае вышло так, что сам председатель комиссии был действительно неадекватным. А так, я думаю, с людьми всегда можно прийти к какому-то консенсусу, просто говорить, что мы обязаны фиксировать нарушения, составлять акт. И в любом случае нужно действовать по букве закона, потому что на месте может разного рода человек оказаться.

БЭЛЛА ОРЫНБЕТОВА

О пути к наблюдению

Честно говоря, до этого я никогда в своей осознанной жизни ещё не ходила наблюдателем на выборы. Да, как избиратель я использовала своё право активно, но не думала, что мой голос что-то решит. И в прошлом году, в 2019, мне казалось, что грядут какие-то перемены, что у нас есть право выбора, что мы сможем его реализовать. Поэтому я пошла на выборы в качестве наблюдателя и хотела как можно больше защитить голоса других людей.

Об обучении и подготовке

Подготовка проходила легко. В то время многие организации проводили обучение. Я ходила на несколько из них и ещё смотрела в интернете различные обучающие уроки. Потом посмотрела инструкцию – их и сейчас очень много – для независимых наблюдателей, основные законы, статьи, которые могут мне пригодиться. В принципе было совсем несложно. Ну, конечно, это была теория. А на практике я, честно говоря, не ожидала, что меня конкретно ждёт.

До наблюдения я, очень наивный человек, посмотрела наши законы, которые в принципе защищают права и наблюдателей, и избирателей. Мне казалось, что, если есть законы, почему бы не использовать их. Я думала, что будет всё в порядке на участке. Никаких грустных, пессимистических ассоциаций у меня не было. Я знала закон, закон стоял на моей стороне. И поэтому я с таким позитивным настроем пошла на выборы.

О дне выборов

В день выборов с утра до обеда всё было хорошо. Этот участок №89  был мне очень близок и знаком: он находился в корпусе Евразийского национального университета. Так как я работала в ЕНУ раньше преподавателем, я знала некоторых своих коллег, я знала, как поступает команда. Некоторых студентов даже знала, которые должны были проголосовать на этом участке, так как общежитие находится очень близко. И я думала, это мне поможет, и я буду препятствовать максимально нарушению правил, законов. До обеда примерно всё было хорошо. Председатель была доброжелательной, даже пыталась наблюдателей позвать на дастархан, гостеприимно обращалась, просила пройти к ней в кабинет. Но потом, когда мы всё-таки отказывались-отказывались, она немножко начала нервничать.

Ближе к вечеру они начали уже немножко отставать от своих, может быть, сценариев, потому что я каждый час спрашивала, сколько человек пришло, и сама отмечала. Видимо, всё-таки в урне должно было больше бюллетеней находиться, и мне перестали отвечать уже на мои запросы. Стали запускать людей, у которых нет документов, например, одного студента, у которого не было удостоверения, и он с сотового телефона показывал копию своего удостоверения – снимок. И только после того, как [наблюдатели] начали шуметь, его вывели и сказали, чтобы он пришёл с удостоверением.  Я видела студентов, которые утром уже отдавали свои голоса, и они пришли ещё раз. Я потом подошла к ним: «Вы же, – говорю, – утром голосовали, я вас помню». Они мне ответили «по секрету»: «Да, конечно, но нам просто дали команду. Ну, вы же знаете, мы будем голосовать не за Токаева». И я говорю: «А какая разница? Мне без разницы, за кого вы будете голосовать. Вы зашли один раз на участок, один раз проголосовали, и всё. Дальше этого нарушения не будет».

Страшилки с избирательного участка

Мне казалось, что я очень успешно справляюсь со своей функцией, но потом именно во время подсчётов… У нас на участке сидело семь-восемь наблюдателей от различных кандидатов, организаций, но в итоге, когда пошло нарушение при подсчёте, этих наблюдателей не оказалось. Председатель комиссии говорила: «Вы можете идти, мы утром вывесим». И я в какой-то момент смотрю по сторонам – и нет ни одного наблюдателя, осталась я одна. Непонятно откуда взялись какие-то бюллетени. Несмотря на то, что я весь день вела подсчёт тех, кто заходил, кто в урне сколько бюллетеней оставлял, [при подсчёте] получилась какая-то нестыковка, [члены комиссии] считали очень долго, несколько раз уходили. Они говорили, что устали – уходили пить чай на час-полтора. Я всё снимала на Facebook, даже прямой эфир уже начала вести, так как понимала, что меня никто не может здесь защитить.

Когда я цитировала законы, говорила, что я имею право снимать, что мне должны дать протокол, заверенный печатью, они просто смеялись, и говорили: «Покажи, где это написано». То есть председатель комиссии не знала этого закона или специально провоцировала. И я вытаскивала свою памятку, где всё расписано, она смотрела на эту памятку и говорила: «Докажи мне, что это вообще закон». Для меня это была абсурдная ситуация, я вообще не понимала, как можно доказывать, что закон является законом.

Был очень тяжёлый день, и такая борьба психологическая. Какие-то охранники или сотрудники начали мне говорить, что я, может быть, не дойду до дома, сейчас очень поздно. Я, конечно, вызвала своих друзей, чтобы они пришли к участку, чтобы меня проводили домой. Но всё равно я не уходила, пока мне не выдали копию протокола. Мне поставила условие председатель комиссии: «Удали все видео, которые ты снимала, и я тебе дам протокол». Я быстро отправила [видео] в Telegram своим знакомым, а потом показывала в галерее и при комиссии удаляла видео. Но те видео, которые я там снимала, всё-таки в прямом эфире я сохранила.

Очень смешно было, когда председатель комиссии каждый раз менялась. Вот, когда ей поступали звонки, она сразу такая жёсткая становилась, но потом приходят наблюдатели из миссии ОБСЕ, она становилась шёлковой, приятной очень, даже с нами, наблюдателями. И, журналисты когда приходили, она менялась на глазах, то есть я видела человека, который совсем из крайности в крайность уходил психологически.

В итоге я получила протокол, но я до сих пор не считаю, что этот протокол был чистым. То есть всё равно какие-то манипуляции, какие-то свои дела они всё-таки сделали, так как по моим подсчётам на участок пришло не больше восьмисот человек, а в протоколе общее количество бюллетеней было больше тысячи – тысяча двести или что-то около того. А после выборов я старалась очень долго не вспоминать о них, потому что не только на моём участке, но и на других были правонарушения явные. Нарушались права не только избирателей и наблюдателей – нарушались все вообще законы. Потом, мне кажется, это вывело людей на протест, на улицу. И уже через несколько месяцев, через три-четыре месяца, когда мы готовились к следующим выборам, мне было очень тяжело. Мы разговаривали с друзьями и коллегами – только это, наверное, и помогло пережить эту трагедию, хоть и маленькую, но всё равно, и с новыми силами приступить уже к новым выборам.

Советы наблюдателям

Я бы посоветовала людям, кто наблюдает в первый раз, не бояться. Может быть, на моём участке была такая ситуация. Может быть, на вашем участке будет совсем по-другому, потому что среди некоторых моих знакомых наблюдателей на участках было всё хорошо, всё прозрачно. Так что, встречаются и хорошие председатели и члены комиссии, которые понимают, что есть права, что наблюдатель не просто так сидит на участке, что он вещает не только за свои права, но и за права других граждан Казахстана. Так что, мне кажется, это такая как бы святая миссия, не каждый способен сейчас идти наблюдателем. Это и очень сложно, и ответственно. Поэтому я с особым уважением отношусь к таким независимым наблюдателям, которые идут не ради денег, не ради каких-то других благ, а которые идут осознанно, понимая, что они смогут изменить ситуацию в стране к лучшему.

Всё-таки это какой-то экспириенс (англ. experience – опыт), который оставляет пламя в твоей душе, которое невозможно ничем загасить. Человек, который однажды был наблюдателем, он обязательно пойдёт и во второй, и в третий раз. То есть в тебе разгорается такая любовь к справедливости, и ты готов бороться в следующий раз, собираясь с новыми силами, с новыми знаниями.