Темирлан – первый казахстанец, ставший героем правозащитной акции
Amnesty International «Марафон писем». Поговорили с ним о том, что изменилось в
его жизни за полгода с того дня, как власти предъявили ему обвинение.
Василина Атоянц,
Айгерим Тлеубаева
Весной 2021 года 25-летнего автора
сатирического паблика
Qaznews24 с постами о казахстанской политике и чиновниках Темирлана Енсебека задержала
полиция.
Допрос, обыск квартиры, конфискация техники и уголовное расследование по
статье 274 «Распространение ложной
информации» – сейчас ему грозит штраф примерно в 8 000
000 тенге или исправительные работы, ограничение или лишение свободы до трех
лет.
– Темирлан, расскажи, как все началось?
– Вообще, страницу я закрыл еще 30 апреля, до
обыска и ареста, потому что накануне аккаунт взломали фишинговыми атаками (всего паблик просуществовал меньше месяца –
прим.редакции). Писали угрозы: «Давай поговорим насчет твоих провокационных
новостей. Ты сейчас об этом не публикуй, никому не говори, пусть об этом никто
не знает. Давай мирно сами обсудим, иначе тебя будут ждать».
Я дал понять, что не собираюсь идти на их
условия. Мне сообщили, что раз не иду на контакт, то у меня будут последствия.
И через 2 часа в квартиру за мной пришли из военкомата. Супруга сказала, что
меня нет дома.
Тогда я подумал, что это совпадение – в это
время шла активная призывная кампания. Но на следующий день мне на WhatsApp
пришли странные сообщения на казахском, вроде «ты так похорошела», хотя на
аватаре стояла моя фотография, на которой видно, что я мужчина.
Позже я вычислил, что владельцем номера
является сотрудник управления по делам религии то ли Акмолинской области, то ли
города Астаны. Считается, что сотрудники этого госоргана – сотрудники комитета
нацбезопасности.
Сначала я думал, что меня берут на понт.
Правозащитники мне сказали, что их цель – запугать, а законов никаких я не
нарушил. Возможно, если я удалю страницу и публикации, то они отстанут.
Я в военнообязанном возрасте, и у меня нет
желания идти в армию из-за паблика, поэтому все публикации удалил и решил
больше ничего не публиковать.
– Как проходило задержание и что потом?
– 15 мая, ближе к обеду, постучали в дверь
квартиры. Я лежал, залипал в Тиктоке, выключил телефон и прислушался, потому
что ко мне редко приходят гости без предупреждения. Я спросил «Кто там?», мне ответили, что КСК.
Я понял, что это не с КСК и открыл дверь.
Передо мной стояли следователь, несколько
оперативников и криминалисты с камерой. Я спросил, в чем причина. Мне не
ответили. Сразу начали формальные процедуры. Следователь достал из папки два
постановления суда и начал зачитывать с документа примерно такое: «29 апреля в
ходе мониторинга социальных сетей была обнаружена страница Qaznews24, на
которой была опубликована информация, вводящая в заблуждение».
Еще было что-то вроде: «подрывает политику
государства, политику Елбасы, политику действующего президента». Были озвучены
фамилии Алексея Цоя, Ерлана Тургымбаева (министров
здравоохранения и внутренних дел РК – прим.редакции), министра культуры и
спорта Актоты Раимкуловой.
Как я понял, оперативные мероприятия должно
было вести департамент полиции Астаны, но так как я находился в Алматы, 13 мая
это перепоручили алматинскому департаменту. Поэтому уголовное дело,
оказывается, было заведено на меня 13 мая, но за мной пришли через два дня.
Обыскали меня, потом квартиру, обыск шел примерно 2-3 часа.
Изъяли цифровые носители: макбук, Iphone
11, телефон Huawei и, почему-то, модем. Я начал оспаривать это, ссылаясь на то,
что модем не цифровой носитель, у него нет памяти и он принадлежит АО
«Казахтелеком».
Но они его тоже изъяли и до сих пор не
вернули.
Дома была жена, она связалась с друзьями и журналистами. Они ждали в подъезде перед дверью, но их не пропускали оперативники. Журналисты попытались взять комментарий у понятых, но те их избегали.
– Было ли тебе страшно в тот момент?
– У меня была масса разных чувств, от
страха до замешательства. Была истерика. Местами я смеялся. Было страшно, также
чувствовал сильную сухость, постоянно пил воду. Я не понимал, что происходит, и
не мог поверить, что это происходит со мной по такому абсурдному делу, по такой
абсурдной статье.
– Почему тебя рассматривают как свидетеля?
– Меня рассматривают как свидетеля с правом
защиты. Мой статус на самом деле пограничный, в шаге от статуса подозреваемого.
Я не знаю, почему. Возможно, из-за того, что вначале меня вычислили с помощью
фишинговых атак, по IP-адресу, который зарегистрирован на меня, как на
заказчика услуг«Казахтелекома», и сперва им нужно было выяснить мою
причастность к данному паблику, найти факты преступления.
– Ожидал ли ты такого поворота в своей жизни?
– Нет, не ожидал. Я до сих пор уверен в
своих действиях, я не нарушил никакого закона. Во-первых, существует 20-ая
статья Конституции о запрете цензуры на творчество. Во-вторых, я не должен
попадать под уголовную статью 274 «Распространение
ложной информации», потому на
странице паблика был дисклеймер, что это сатирический паблик и все совпадения с
реальностью абсолютно случайны. Я никого не вводил в заблуждение.
По контенту паблика ясно, что это пародия
на новостной портал. Я просто делал пародии на ежедневные абсурдные заголовки
казахстанских новостей.
– О чем ты думал, когда решил опубликовать пост про Елбасы?
– Я
вдохновлялся новостями и заголовками в СМИ. Они у нас по-настоящему абсурдные,
и я знаю про госинформзаказ. Когда я увидел статью или новость, что за первым
президентом закреплено законом несколько статусов: первого президента, Елбасы,
почетного сенатора, то подумал, у него нет только статуса бога.
Я не критикую или не оскорбляю его
личность, а описываю то, что происходит вокруг него. Многие статусы и
переименования были инициированы приближенными к первому президенту людьми,
депутатами и министрами.
– Не боялся публиковать?
– Не
боялся, потому что понимал, что не нарушаю закон и никого не оскорбляю этой
шуткой. Я ожидал, что все поймут шутку.
– Как отреагировала семья?
– Они
сначала ничего не понимали, испугались, переживали. Я был отрезан от внешнего
мира, потому что у меня забрали телефон. Я не знал, о том, что на улице
собрались люди, образовался стихийный митинг в мою поддержку перед
департаментом полиции. Я вообще не знал, что происходит. Поговорил с родителями
только вечером, когда вернулся домой.
– Они
знали о твоей деятельности?
– Нет, я им не говорил, потому что не придавал особого внимания паблику и вел его просто ради прикола.
– Почему
ты решил создать этот паблик?
– Наверное наполовину гражданская позиция,
наполовину любовь к юмору. Мои друзья знают, что я такой человек, был
КВН-щиком.
– Как события развивались дальше? Тебя отпустили и что дальше?
– Я уехал в Грузию. У нас с супругой
туристический бизнес, мы делаем туры в Грузию. Поэтому я живу на две страны.
Билеты в были куплены еще до ареста, нужно было лететь по работе. Это не было
побегом.
– Как ты сам изменился за этот год?
– Жизнь разделилась на «до и после». «До»
я мог жить спокойной жизнью, даже зная о систематических нарушениях прав человека
в Казахстане. «После» я не чувствую себя в безопасности,
пытаюсь быть постоянно на связи, фильтрую разговоры, даже ограничиваю встречи с
друзьями и вылазки в город.
Пока дело не закрыто, не могу планировать
свое будущее и делать что-то дальше. Мое будущее как будто не принадлежит мне.
Были слежки, которые начались после ареста. От этого всего высокая тревожность,
паранойя и депрессия. Я посещаю психолога. Но пытаюсь не унывать, оставаться
позитивным.
– Ты стал фильтровать разговоры?
– Да, стал. Даже просил родных это делать.
Мой телефон изъяли, а те, которыми я пользовался, стали очень быстро садиться и
имели проблемы с сетью. Я начал подозревать прослушку.
После моего задержания кто-то создал
новостной паблик в мою поддержку. Создатель паблика написал мне насчет идей по
контенту, просил помочь. Я ему сказал: «Извини, но пока у меня уголовное дело,
я не хочу к этому прикасаться. Спасибо за поддержку, но идей нет, и я не буду
помогать тебе с этим». Позже я заметил, что в чате между нами происходила переписка,
хотя я ничего не писал. От моего имени был отправлен неизвестный номер якобы
для связи со мной. В тот день за мной следила какая-то серая Skoda и еще две
белые машины.
На следующий день после ареста мы с
супругой пошли гулять. Мы вышли из подъезда дома, и я сразу заметил, что за
мной ведется слежка. Сначала это был один человек. Я был в замешательстве,
задумался, не показалось ли мне. Мы ускорялись и останавливались, чтобы это
проверить. Шутили с супругой, что «как в кино».
Потом слежка начала набирать обороты, и так
почти до конца мая. Появилось ощущение, что от них не уйти и они везде. Люди
подсаживались в кафе, слушали, снимали на телефоны. Если я стоял и курил на
улице, подходили и заглядывали в экран моего смартфона. Бывало, гуляю по
Панфилова и замечаю, что за мной идут люди с барсетками и в медицинских масках,
слева человек пять, справа человек пять и впереди. Мы пытались от них убежать,
вызывали такси.
Было даже страшно выходить за хлебом в
магазин в темное время суток. Думал, что меня могут побить, сделать что-то еще
плохое. Меня сопровождали от подъезда до магазина. Казалось, будто они даже
сняли квартиру в моем подъезде.
Я знаю, что по закону за подозреваемым
можно следить и прослушивать его телефон, только если он подозревается в тяжком
преступлении. А у меня вообще-то статус свидетеля с правом защиты. Я понимаю,
что мои права нарушаются и эти неизвестные люди действуют незаконно. Я теперь
постоянно осматриваюсь, смотрю на людей, появляется тревожность.
– Что
ты понял нового о себе и Казахстане из этой ситуации?
– Очень много думал: чем я заслужил такое, из-за чего все это произошло? Я не нарушал закон, при этом само государство как мне кажется нарушает закон в отношении меня: слежки, прослушки. Я ощутил на своей шкуре государственную цензуру и преследование за инакомыслие. Понял, что Казахстан не такой, как говорят о нем на «Хабаре».
– А до этого предполагал, что такая ситуация в стране?
– Да, предполагал. Все-таки в Казахстане
существуют независимые СМИ, от которых можно об этом знать. Но когда я лично
ощутил это все, мне стало страшно жить в Казахстане.
– Есть
ли мысли уехать навсегда, когда это закончится?
– Нет, хотя многие говорили, что мой кейс
поможет получить политическое убежище в Европе. Даже имея такие возможности, я
не хочу. Я люблю свою страну. Еще со школы, с класса 7-го, была голубая мечта
внести вклад в развитие Казахстана и стать политиком. Была цель поступить на
политологию и госуправление. Я поступил в Польшу, отучился, узнал как на самом
деле строится государственная система, что такое демократия, что такое
политические системы, партии и демократические институты. Когда я это изучал, детские мечты начали
растворяться, а идеи идти в политику исчезли. Сейчас хочу заниматься только
предпринимательством, потому что я знаю, какая в Казахстане система и не хочу
лезть в политику. Сейчас таких амбиций и целей нет.
– Желание смеяться и высмеивать политику через сатиру осталось?
– Желание смеяться осталось, а насчет
сатиры не знаю. Сатира – это нормальное явление в любом демократическом
обществе. На западе есть много сатирических сайтов и газет, они мирно
сосуществуют с другими медиа, и нет никакой цензуры. В будущем, возможно, когда-нибудь
я вернусь к сатире в Казахстане, если будут какие-то реформы, появятся
демократические институты.
– Где
и в чем находишь поддержку?
– У друзей и супруги. Они поддерживают
меня. Я не чувствую себя одиноко. Поддерживают правозащитные организации и фонды, освещая мой кейс. 15 мая меня поддержали СМИ. Без общественного внимания я, возможно, уже был бы осужден.
Общественный резонанс и внимание помогли в большой степени. То, что я сейчас
нахожусь на свободе, это заслуга всех этих людей.
Я благодарен Amnesty International и другим международным организациям. Для меня это честь быть участником из Казахстана. Надеюсь, что эта акция поможет закрытию моего дела. Потому что многие резонансные дела подобного рода решаются именно общественным вниманием. Я очень надеюсь, что «Марафон писем» мне поможет.